В декабря у меня умер дядя.
Это просто великолепное начало для смешной истории, но без него ничего не будет понятно.
Хоронили мы его на кладбище, где похоронены почти все наши родственники, и куда я регулярно с отцом хожуперекапывать чистить могилки. Раньше к нам очень редко присоединялся дядя, но, как вы уже поняли, теперь он не пропустит ни одной поездки.
Так вот, история случилась как раз по завершению непосредственно похорон, когда люди собирались в автобус, чтобы ехать на поминки. Отец, который был на нашей машине, сказал нам с Дашей:
- Поезжайте с мамой, если что поможете.
Окей. Мы с Дашей неспешно отправляемся к автобусу.
Там нас встречает мать:
- Идите к отцу, приедете раньше, посмотрите что и как.
Окей, наше дело маленькое, разворачиваемся и идем к отцу. Позади нас, фыркнув, тронулся автобус.
- Надо бы идти побыстрей, - говорит Даша, - а то забудут нас на кладбище, прикинь ситуацию.
В то время, когда мы смеемся над этой возможностью, мы видим как из-за поворота выруливает отец на скорости 40 км в час, с выражением лица "Воины! Сегодня мы обедаем в аду!" (У него всегда такое выражение когда он ведет машину, смотрит телевизор или разгадывает кроссворд). Не заметив нас, он скрывается за поворотом устремившись к горизонту.
Мы с Дашей замираем на минуту осознать наше положение. На кладбище, естественно, больше не души. Сверху на нас начинают падать первые декабрьские снежинки. Пришвин мод офф.
Мы ржем. Ржем мы не с комичности ситуации, а от картинки, промелькнувшей в наших головах: отец, посвистывая, вытягивает маму из автобуса и спрашивает "А где дети?". Мать смотрит на него. Он на нее. И выражение их лиц сгибает нас пополам, несмотря на лютый дубарь, идиотизм положения и окружающие нас могилки Ивановых, Петровых и Рабиновичей.
Какую-то светлую память дядя о себе все же оставил.
Такие дела.

Это просто великолепное начало для смешной истории, но без него ничего не будет понятно.
Хоронили мы его на кладбище, где похоронены почти все наши родственники, и куда я регулярно с отцом хожу
Так вот, история случилась как раз по завершению непосредственно похорон, когда люди собирались в автобус, чтобы ехать на поминки. Отец, который был на нашей машине, сказал нам с Дашей:
- Поезжайте с мамой, если что поможете.
Окей. Мы с Дашей неспешно отправляемся к автобусу.
Там нас встречает мать:
- Идите к отцу, приедете раньше, посмотрите что и как.
Окей, наше дело маленькое, разворачиваемся и идем к отцу. Позади нас, фыркнув, тронулся автобус.
- Надо бы идти побыстрей, - говорит Даша, - а то забудут нас на кладбище, прикинь ситуацию.
В то время, когда мы смеемся над этой возможностью, мы видим как из-за поворота выруливает отец на скорости 40 км в час, с выражением лица "Воины! Сегодня мы обедаем в аду!" (У него всегда такое выражение когда он ведет машину, смотрит телевизор или разгадывает кроссворд). Не заметив нас, он скрывается за поворотом устремившись к горизонту.
Мы с Дашей замираем на минуту осознать наше положение. На кладбище, естественно, больше не души. Сверху на нас начинают падать первые декабрьские снежинки. Пришвин мод офф.
Мы ржем. Ржем мы не с комичности ситуации, а от картинки, промелькнувшей в наших головах: отец, посвистывая, вытягивает маму из автобуса и спрашивает "А где дети?". Мать смотрит на него. Он на нее. И выражение их лиц сгибает нас пополам, несмотря на лютый дубарь, идиотизм положения и окружающие нас могилки Ивановых, Петровых и Рабиновичей.
Какую-то светлую память дядя о себе все же оставил.
Такие дела.
